Полная история государства Российского в одном том - Страница 401

К оглавлению

401

Но Елена ни благоразумием своей внешней политики, ни многими достохвальными делами внутри Государства не могла угодить народу: тиранство и беззаконная, уже всем явная любовь ее к Князю Ивану Телепневу-Оболенскому возбуждали к ней ненависть и даже презрение, от коего ни власть, ни строгость не спасают Венценосца, если святая добродетель отвращает от него лицо свое. Народ безмолвствовал на стогнах: тем более говорили в тесном, для тиранов непроницаемом кругу семейств и дружества о несчастии видеть соблазн на троне. Правительница, желая обмануть людей и совесть, часто ездила с Великим Князем на богомолье в монастыри; но лицемерие, хитрость слабодушных, заслуживает единственно хвалу лицемерную и бывает пред неумолимым судилищем нравственности новым обвинением. – Ко гласу оскорбляемой добродетели присоединялся и глас зависти: один Телепнев был истинным Вельможею в Думе и в Государстве; другие, старейшие, назывались только именем Бояр: никто не имел заслуг, если не мог угодить любимцу Двора. Желали перемены – и Великая Княгиня, юная летами, цветущая здравием, вдруг скончалась [3 апреля 1538 г.]. Современник, барон Герберштеин, в записках своих говорит утвердительно, что Елену отравили ядом. Он видит в сем случае одну справедливую месть, но ее нет ни для сына против отца, ни для подданного против Государя: а Елена, по малолетству Иоанна, законно властвовала в России. Худых Царей наказывает только Бог, совесть, история: их ненавидят в жизни, клянут и по смерти. Сего довольно для блага гражданских обществ, без яда и железа; или мы должны отвергнуть необходимый устав Монархии, что особа Венценосцев неприкосновенна. Тайна злодеяния не уменьшает его. Гнушаясь оным, согласимся, что известие Герберштеина вероятно. Летописцы не говорит ни слова о болезни Елены. Она преставилась во втором часу дня и в тот же день погребена в Вознесенском монастыре. Не сказано даже, чтобы Митрополит отпевал ее тело. Бояре и народ не изъявили, кажется, ни самой притворной горести. Юный Великий Князь плакал и бросился в объятия к Телепневу, который один был в отчаянии, ибо только один мог всего лишиться и не мог уже ничего приобрести кончиною Елены. Народ спрашивал с любопытством: кто будет править Государством?

Глава II
Продолжение государствования Иоанна IV. 1538-1547

Несколько дней протекло в неизвестности и в тишине для народа, в тайных совещаниях и в кознях для Вельмож честолюбивых. Доселе Правительница заменяла Государя: настало время совершенной Аристократии или державства Бояр при семилетнем Государе. Не многие из них смели желать верховного владычества над Россиею: прочие готовились единственно взять сторону тою или другого на выгоднейших для своей личной пользы условиях. Любимец Еленин, Князь Иван Телепнев, не дремал в бездействии: будучи другом и братом Иоанновой надзирательницы, Боярыни Агриппины Челядниной, он думал овладеть юным Монархом, не отходил от него, ласкался к нему и надеялся на усердие своих бывших друзей; но число их, с переменою обстоятельств, уменьшилось и ревность охладела. Внезапная кончина Еленина – и не естественная, как мнили – предвещала явление новых, сильнейших Властителей: чтобы узнать, кто мог быть ее тайным виновником, любопытные ждали, кто воспользуется оною? Сие справедливое, или, несмотря на вероятность (как часто бывает), ложное подозрение обратилось на старейшего боярина Василия Васильевича Шуйского, потомка Князей Суздальских, изгнанных еще сыном Донского из их наследственного владения: злобствуя на Московских Государей, они служили Новугороду, и в последний день его свободы Князь Шуйский-Гребенка был там главным Воеводою. Видя решительное торжество Самодержавия в России, сии изгнанники, один за другим, вступили в службу Московскую и были знаменитейшими Вельможами. Князь Василий Васильевич, занимав первое место в Совете при отце Иоанновом, занимал оное и при Елене и тем более ненавидел ее временщика, который, уступая ему наружную честь, исключительно господствовал над Думою. Изготовив средства успеха, преклонив к себе многих Бояр и чиновников, сей властолюбивый Князь жестоким действием самовольства и насилия объявил себя главою правления: в седьмой день по кончине Елениной велел схватить любезнейших юному Иоанну особ: его надзирательницу, Боярыню Агриппину, и брата ее, Князя Телепнева, – оковать цепями, заключить в темницу, несмотря на слезы, на вопль державного, беззащитного отрока. Не суд и не праведная, но беззаконная, лютая казнь была жребием несчастного Вельможи, коему за неделю пред тем раболепствовали все Князья и Бояре. Телепнева уморили голодом, как Правительница или сам он уморил Глинского и дядей Иоанновых; но злодейство не оправдывает злодейства, и Летописцы осуждают сию личную месть, внушенную завистью к бывшему любимцу Елены, который хотел быть и любимцем сына ее. Телепнев имел ум, деятельность, благородное честолюбие; не боялся оставлять Двора для войны и, еще не довольный властию, хотел славы, которую дают дела, а не милость Государей. Сестру его, Боярыню Агриппину, сослали в Каргополь и постригли в Монахини. Дума, Государство и сам Государь сделались подвластны Василию Шуйскому и брату его, Князю Ивану, также знаменитому члену Совета, где только один Боярин мог спорить с ними о старейшинстве, Князь Димитрий Бельский, родственник Иоаннов: они искали его дружбы. Брат Димитриев, Князь Иван Федорович, и Шуйский, Андрей Михайлович, сидели в темнице: их вместе освободили с честию как невинных; первый занял в Думе свое прежнее место; второго пожаловали в Бояре.

401