Полная история государства Российского в одном том - Страница 436

436

Зимою собралося многочисленное войско в Новегороде; а Царь оказывал еще миролюбие: Воеводы Московские писали к Королю, что он, бессовестно нарушив перемирие, будет виновником ужасного кровопролития, если в течение двух недель сам не выедет к ним на границу или не пришлет Вельмож для рассмотрения обоюдных неудовольствий и для казни обидчиков. Вместо Густава ответствовали Выборгские чиновники, что адмирал Багге начал войну без Королевского повеления; что Шведы, доказав россиянам свое мужество, готовы возобновить старую дружбу с ними. Но сей ответ казался неудовлетворительным: Воеводы, Князья Петр Щенятев и Дмитрий Палецкий, с Астраханским Царевичем Кайбулою вступили в Финляндию: взяли в оставленном Шведами городке Кивене семь пушек, сожгли его и за пять верст от Выборга встретили неприятеля, который, смяв их передовые отряды, расположился на горе. Место давало ему выгоду: Иоанновы искусные Воеводы обошли его, напали с тылу, – решили победу и пленили знатнейших сановников Королевских. Шведы заключились в Выборге: три дни стреляв по городу, россияне не могли сбить крепких стен; опустошили берега Воксы, разорили Нейшлот и вывели множество пленников. Летописец говорит, что они продавали человека за гривну, а девку за пять алтын. – Иоанн был доволен Воеводами; послал в дар Ногайскому Князю Исмаилу несколько Шведских доспехов и писал к нему: «Вот новые трофеи России! Король Немецкий сгрубил нам: мы побили его людей, взяли города, истребили селения. Так казним врагов: будь нам другом!»

[1557 г.] Густав, от самой юности пример благоразумия между Венценосцами, ибо умел быть Героем без воинского славолюбия, и великодушно избавив отечество от иноземного тирана, хотел всегда мира, тишины, благоденствия – Густав на старости мог винить себя в ошибке легкомыслия: видел, что Швеция без союзников не в силах бороться с Россиею, и прислал сановника Канута в Москву. Он писал к Иоанну учтиво, дружелюбно, требуя мира, обвиняя бывшего Новогородского Наместника, Князя Палецкого (тогда смененного), и доказывая, что не Шведы, а россияне начали войну. Канут представил дары Густавовы: десять Шведских лисиц, и хотя был Посланником недруга, однако ж имел честь обедать с Государем, ибо сей недруг уже просил мира. Ответствуя Густаву, Царь не соглашался с ним в причинах войны, но соглашался в желании прекратить ее. «Твои люди, – писал он, – делали ужасные неистовства в Корельской земле нашей: не только жгли, убивали, но и ругались над церквами, снимали кресты, колокола, иконы. Жители Новогородские требовали от меня Больших полков, Московских, Татарских, Черемисских и других; Воеводы мои пылали нетерпением идти к Абову, к Стокгольму: мы удержали их, ибо не любим кровопролития. Все зло произошло оттого, что ты по своей гордости не хотел сноситься с Новогородскими Наместниками, знаменитыми Боярами великого Царства. Если не знаешь, каков Новгород, то спроси у своих купцов: они скажут тебе, что его пригороды более твоего Стокгольма. Оставь надменность, и будем друзьями». Густав оставил ее: Послы его, Советник Государственный Стен Эриксон, Архиепископ Упсальский Лаврентий, Епископ Абовский Михаил Агрикола и Королевский Печатник Олоф Ларсон в феврале 1557 года приехали в Москву на 150 подводах, жили на дворе Литовском как бы в заключении, не могли никого видеть, кроме Царских чиновников, поднесли Иоанну серебряный кубок с часами, обедали у него в Грановитой палате и должны были принять все условия, им объявленные. О рубеже не спорили: возобновили старый; но Послы долго требовали, чтобы мы освободили безденежно всех пленников Шведских и чтобы Король имел дело единственно с Царем. Бояре отвечали: «1) Вы, как виновные, обязаны без выкупа отпустить россиян, купцов и других, вами захваченных; а мы, как правые, дозволяем вам выкупить Шведских пленников, у кого их найдете, если они не приняли нашей веры. 2) Не бесчестие, а честь Королю иметь дело с Новогородскими Наместниками. Знаете ли, кто они? Дети или внучата Государей Литовских, Казанских или Российских. Нынешний Наместник, Князь Глинский, есть племянник Михаила Львовича Глинского, столь знаменитого и славного в землях Немецких. Скажем вам также не в укор, но единственно в рассуд: кто Государь ваш? Венценосец, правда; но давно ли еще торговал волами? И в самом великом Монархе смирение лучше надменности». Послы уступили: за то Бояре, желая изъявить снисхождение, согласились не именовать Короля в договоре клятвопреступником! Написали в Москве перемирную грамоту на сорок лет и велели Новогородским Наместникам скрепить ее своими печатями. Между тем Послам оказывалась честь, какой ни отец, ни дед Иоаннов никогда не оказывал Шведским: их встречали и провожали во дворце знатные сановники; угощали на золоте, пышно и великолепно. Вместо дара Государь прислал к ним двадцать освобожденных Финляндских пленников. Историк Швеции рассказывает, что Иоанн желал слышать богословское прение Архиепископа Упсальского с нашим Митрополитом: выбрали для того Греческий язык; но Переводчик, не разумея смысла важнейших слов, толковал оные столь нелепо, что Государь велел прекратить сей разговор, в знак благоволения надев золотую цепь на грудь Архиепископа.

В сей кратковременной Шведской войне Король август и Магистр Ливонский естественно доброжелательствовали Густаву; обещались и помогать ему, но оставались спокойными зрителями. Первый только ходатайствовал за него в Москве, убеждая Иоанна не теснить Швеции, которая могла бы вместе с Польшею действовать против неверных. «Я не тесню никого, – писал Государь в ответ августу: – имею Царство обширное, которое от времен Рюрика до моего непрестанно увеличивается; завоевания не льстят меня, но стою за честь». Возобновив перемирие с Литвою до 1562 года, Иоанн соглашался заключить и вечный мир с нею, если август признает его Царем: но Король упрямился, ответствуя, что не любит новостей; что сей титул принадлежит одному Немецкому Императору и Султану. Бояре наши явили его Послам грамоты Папы Климента, Императора Максимилиана, Султановы, Государей Испанского, Шведского, Датского, которые именовали еще деда, отца Иоаннова Царем; явили и новейшую грамоту Королевы Английской: ничто не убедило августа. Казалось, что он страшился титула более, нежели силы Государя Российского. Иоанн торжественно уведомил его о завоевании Астрахани: Король изъявил ему благодарность и писал, что радуется его победам над неверными! Такое уверение было одною учтивостию; но разбои Хана Девлет-Гирея, не щадившего и Литвы, могли бы склонить сии два государства к искреннему союзу, если бы не встретились новые, важные противности в их выгодах.

436