Полная история государства Российского в одном том - Страница 493

К оглавлению

493

Не щадя ни добродетели, ни святости, – требуя во всем повиновения безмолвного, Иоанн в то же время с удивительным хладнокровием терпел непрестанные местничества наших Воевод, которые в сем случае не боялись изъявлять самого дерзкого упрямства: молча видели казнь своих ближних; молча склоняли голову под секиру палачей: но не слушались Царя, когда он назначал им места в войске не по их родовому старейшинству. Например: чей отец или дед Воеводствовал в Большом полку, тот уже не хотел зависеть от Воеводы, коего отец или дед начальствовал единственно в Передовом или в Сторожевом, в Правой или в Левой руке. Недовольный отсылал указ Государев назад с жалобою, требуя суда. Царь справлялся с Книгами разрядными и решил тяжбу о старейшинстве, или, в случаях важных, ответствовал: "быть Воеводам без мест, каждому оставаться на своем впредь до раэбора". Но время действовать уходило, ко вреду Государства, и виновник не подвергался наказанию. Сие местничество оказывалось и в службе придворной: любимец Иоаннов Борис Годунов, новый Крайчий, (в 1578 году) судился с Боярином Князем Василием Сицким, которого сын не хотел служить наряду с ним за столом Государевым; несмотря на Боярское достоинство Князя Василия, Годунов Царскою грамотою был объявлен выше его многими местами для того, что дед Борисов в старых разрядах стоял выше Сицких. – Дозволяя Воеводам спорить о первенстве, Иоанн не спускал им оплошности в ратном деле: например, знатного сановника Князя Михайла Ноздроватого высекли на конюшне за худое распоряжение при осаде Шмильтена.

"Но сии люди, – пишет Историк Ливонский, – ни от казней, ни от бесчестия не слабели в усердии к их Монарху. Представим достопамятный случай. Чиновник Иоаннов, Князь Сугорский, посланный (в 1576 году) к Императору Максимилиану, занемог в Курляндии. Герцог, из уважения к Царю, несколько раз наведывался о больном чрез своего Министра, который всегда слышал от него сии слова: жизнь моя ничто: лишь бы Государь наш здравствовал. Министр изъявил ему удивление. Как можете вы, – спросил он, – служить с такою ревностию тирану? Князь Сугорский ответствовал: «Мы, Русские, преданы Царям, и милосердым и жестоким». В доказательство больной рассказал ему, что Иоанн незадолго пред тем велел за малую вину одного из знатных людей посадить на кол; что сей несчастный жил целые сутки, в ужасных муках говорил с своею женою, с детьми, и беспрестанно твердил: «Боже! помилуй Царя!»… То есть россияне славились тем, чем иноземцы укоряли их: слепою, неограниченною преданностию к Монаршей воле в самых ее безрассудных уклонениях от Государственных и человеческих законов.

В сии годы необузданность Иоаннова явила новый соблазн в преступлении святых уставов Церкви, с бесстыдством неслыханным. Царица Анна скоро утратила нежность супруга, своим ли бесплодием или единственно потому, что его любострастие, обманывая закон и совесть, искало новых предметов наслаждения: сия злосчастная, как некогда Соломония, должна была отказаться от света, заключилась в монастыре Тихвинском, и названная в Монашестве или в Схиме Дариею, жила там до 1626 года; а Царь, уже не соблюдая и легкой пристойности, уже не требуя благословения от Епископов, без всякого церковного разрешения женился (около 1575 года) в пятый раз на Анне Васильчиковой. Но не знаем, дал ли он ей имя Царицы, торжественно ли венчался с нею: ибо в описании его бракосочетаний нет сего пятого, не видим также никого из ее родственников при дворе, в чинах, между Царскими людьми ближними. Она схоронена в Суздальской девичьей обители, там, где лежит и Соломония. Шестою Иоанновою супругою, или, как пишут, женищем – была прекрасная вдова, Василисса Мелентьева: он, без всяких иных священных обрядов, взял только молитву для сожития с нею! Увидим, что сим не кончились беззаконные женитьбы Царя, ненасытного в убийствах и в любострастии!

Глава V
Продолжение царствования Иоанна Грозного. 1577-1582

Торжествуя в Москве свои Ливонские завоевания, презирая Батория и Швецию, Иоанн, кажется, не видал, не угадывал великих для себя опасностей; однако ж искал союзников: писал к новому Императору Рудольфу в ответ на его уведомление о кончине Максимилиановой; изъявлял готовность заключить с ним договор о любви и братстве, посылал в Вену Дворянина Ждана Квашнина в надежде склонить Цесаря к войне с общим недругом, чтобы изгнать Стефана, разделить Польшу, Литву, – наконец ополчиться со всею Европою на Султана; главная мысль сего времени, внушенная Папами Императорам! При Дворе Венском жил тогда знаменитый беглец, Сирадский Воевода Албрехт Ласко, враг Стефанов, который имел тайные сношения с Иоанном: Государь убеждал его одушевить умом своим и ревностию медленную, слишком хладнокровную политику Австрийскую. Заметим, что Квашнин должен был разведать в Германии, дружен ли Папа с Императором, с Королями Испанским, Французским, Шотландским, Елисаветою Английскою; усмирились ли внутренние мятежи во Франции; какие переговоры идут у Цесаря с нею и с другими Державами; сколько у него доходу и войска? Так со времен Иоанна III, Первоначальника Державы Российской и государственной ее системы, Цари наши уже не чуждались Европы; уже всегда хотели знать взаимные отношения Государств, отчасти из любопытства, свойственного разуму деятельному, отчасти и для того, чтобы в их союзах и неприязни искать непосредственной или хотя отдаленной выгоды для нашей собственной Политики. Но Квашнин возвратился только с обещанием, что Император не замедлит прислать кого-нибудь из первых Вельмож в Москву, желая утвердить дружбу с нами; и, к неудовольствию Иоанна, Рудольф жаловался ему на бедственное опустошение Ливонии, несогласное ни с их братством, ни с человеколюбием, ни с справедливостию. Квашнин привез также грамоту от Венгерского Воеводы Роберта, который, хваля ум сего Царского посланника, молил Иоанна, как второго Христианского Венценосца, быть спасителем Европы, обещал ему знатное вспоможение золотом и людьми в войне с Турками, убеждал его взять Молдавию, отказанную России умершим в Москве Господарем Богданом. Сие письмо было тайное: ибо Австрийский Кабинет, издавна опасливый, без сомнения не дозволил бы Магнату Венгерскому от имени своего народа сноситься с чужеземным Государем о делах столь важных. Роберт уже знал Императора, искусного Химика, Астронома и всадника, но весьма худого Монарха; предвидел грозу для Венгрии от властолюбия Султанов и желал противоборствовать оному новым властолюбием России, ославленной тогда могуществом: ибо Максимилиановы Послы, бывшие у нас в 1576 году, распустили слух в Европе о несметности Иоаннова войска. Но слабодушный преемник Максимилианов хотя и ненавидел Батория, хотя и трепетал Султана, но не думал воспользоваться союзом Царя для того, чтобы взять Польшу и спасти Венгрию.

493